Lights of Dragomar Russian

ПРОЛОГ Свет Драгомара к оглавлению Опубликовано на данный момент Покинутая честью магия в оболочке ждет того. кто сильнее заклинаний. Магические силы в том, кто противостоит конечные источники за пределами жизни и всех концов. Магическая вершина как его последний меч. защищающий слабых и исцеляющий мир. За свободу и мир в полном человеческом понимании отсутствие болезней эгоизма ценность надежды. ПРОЛОГ Драгомар – это древнее название горы, которое также дало название острову, с которого она поднялась. Эта гора не была самой высокой в Антарктиде. Она не была покрыта высоким слоем льда, как другие участки суши. Извилистые, морщинистые, серые стены Драгомара поднимались прямо из Северного Антарктический океана. Гора тянулась, как широкий вытянутый коготь, от океана к небу, зная, что ей нет равных. На протяжении тысячелетий Драгомар был частью более масштабной идеи, которая была крепостью и красотой для жителей и региона. Забытая культура, погибшая в результате природных явлений и войн. Многие легенды описывали остров и людей, которые когда-то жили на нем. Именно драконы льда когда-то создали и защитили культуру.  Одной из этих легенд, самой древней из всех, была „Драгомар Гнорт“. Она возникла из столь ранних преданий, что не существует единой версии. Это были фрагменты, которые, взятые по отдельности, не рассказывали никакой истории, а собранные вместе бессистемно, имели мало смысла. Это была легенда о драконах и чудовищах, о магии и разрушении, о ритуалах и силе. Одна только песня дракона представляла собой короткий, почти связный текст. Были и герои в обрывках исторических преданий. Было одно место: Драгомар, где все это произошло и где различные культуры, спустя многие тысячелетия, пережили свой расцвет и падение. Лишь немногие из последующих эпох знали всю правду о Драгомаре. Их знания погибли вместе с ними. Они сами жили в эпоху мастеров, золотой век, который длился пять тысяч лет и расцвет которого был всего сто лет назад. Говорят, что на пике своей красоты империя была разрушена, а все выжившие бежали. Было рассказано много историй того времени и некоторые редкие документы из разрушенной библиотеки. Легенды и мифы также существовали с тех времен. Эпоха Мастеров, несмотря на все земные и объяснимые истории, была эпохой магии. Магия использовалась с пользой. Это было частью повседневной жизни и необъяснимых вещей в передаваемых историях. Это были истории о богатстве, благородстве, колдовстве и эпических битвах. После падения империи жители Антарктиды избегали заходить на остров. Они верили, что на острове лежит проклятие и что каждый, кто отправится туда, навлечет на себя гибель. По их словам, в течение нескольких десятилетий Драгомар был вновь заселен. Говорили о „безумцах“, у которых не было разумного дома, о смертельно опасных „авантюристах“, о „преступниках“, которые никому не нужны. На самом деле, было не так много тех, кто боролся и работал за надежду на мир и красоту ушедших дней – в новые времена. Немногие знали Драгомара с золотых времен. Никто не знал, сколько им на самом деле лет. Никто не знал их секретов. Они были легендами, хотя и непризнанными. Они были там, чтобы завершить свою работу, чтобы ходить в чистоте. Будущие поколения будут нести ответственность за их продолжение. Эремидес и Галбохей стояли на высоте двух тысяч метров над пропастью на террасе, на горе, испещренной пещерами. Они смотрели на вечернее небо, свет которого отражался в тысяче форм на гребнях волн и карстовом льду моря. „Каждый раз это вызывает благоговейный трепет“, – сказал он. „Воистину, в постоянных переменах. Как жизнь, запечатленная в успокаивающем образе, где свет движется, как ветер и волны, вырываясь из плена мгновения на вдохе“. „Нежный и сильный. Именно так я бы изобразил надежду“. Галбохей сделал вдох, тяжелый от раздумий, удерживая момент. Вздохнув, он выдохнул, прежде чем Эремидес ответил: „Надежда – опасный спутник, пока есть возможности изменить ситуацию, а они остаются неиспользованными. Пустое упорство надежды – во что бы то ни было и на кого бы то ни было“. „Или что-то, что дает нам силы идти дальше“. Луч надежды. Утешение“. Галбохей попытался принять свечение в небе за знак. Свет, помогающий в своем деле. Завороженный, он следил взглядом за хвостами света, постоянно создавая новые образы. „Это просто зеленое свечение погоды в ночном небе“, – хмыкнул Эремидес. „Это длится недолго. Вы не можете удержать его. Мелкие частицы бесполезны для нас. Это не поможет вам, разве что в темноте“. Эремидес хотел бы насладиться зрелищем в небе без мыслей о битвах прошлого и будущего, разрушающих бескорыстную красоту и быстротечность момента. „Надеешься ли ты на мир или на победу?“ Галбохей вспомнил все конфликты прежних дней и суровость их противников. „Может ли быть мир, кроме того, что мы победим? Наверное, нет“. „Мы должны признать, что одна лишь надежда на мир станет нашей гибелью“, – прорычал Эремидес. „Почему?“ „Ты сказал это. Наши враги не хотят мира. Только мы в состоянии помешать их жадности и заблуждению поработить всех нас. Они не знают ни сосуществования, ни единения. Утешайся, Галбохей. Мы решали другие проблемы в давно минувшие дни. За годы, связавшие нас обоих, у нас были времена спокойствия и бури, радости и печали“. „Это безнадежно. Мы прижались спиной к стене. Бремя прошлого, кажется, ожидает бремя настоящего и будущего. Мы можем только надеяться – или мы можем бежать; мы можем разрушить все, что создали сами, чтобы еще больше не усиливать наших врагов. Мы могли бы снова уйти в подполье, тайно, готовясь к более позднему восстанию – или ждать – скрытое и замаскированное ожидание.“ „Подожди? Чего ждать? Разрушать, хотя мы строим? Отравить колодец, который принадлежит всем? Бежать? Куда?“ Эремидес не ожидал, что Галбохей сможет ответить хотя бы на один вопрос. Он поставил бы под сомнение все, за что сам выступал всю жизнь, что делало его, в каком бы обличье он ни был, все же безошибочным. Галбохей был воином, и с этим ничего нельзя было поделать. „По крайней мере, мы были бы похожи на невидимок и могли бы попытаться привлечь к нашему делу единомышленников“. Битвы прошлого опустошили каждую косточку тела Галбохея. Не должно было быть повторения победы, которой не было. Мысль о том, чтобы уйти на пенсию и провести свои сумерки в тишине и спокойном месте, приходила ему в голову все чаще и чаще. „Безнадега“ – это окончательное слово для ситуации, которую мы можем сформировать. Стена у нас за спиной, о которой вы говорите, – это не заблокированный путь к отступлению.